25 недель
беременности пробежали как-то незаметно, не изводя токсикозом, не запугивая
повышенным тонусом. И если бы не старшенькие — двое погодков, которые
делали всё, чтобы усталость валила маму с ног, то можно было бы сказать, что
беременность была вполне лёгкой, радужной и безоблачной.
В тот вечер папа
ушёл в ночную смену. С горем пополам я уложила спать своих сорванцов, а сама
отправилась стирать. Я уже развешивала бельё, когда почувствовала, как что-то
закапало по ногам. Кровь!
Ещё из своей
студенческой практики я помнила, что даже маленькое пятнышко крови на белье
беременной женщины - признак возможной опасности. А тут... Кап-кап-кап!
И как всегда, в
критические минуты включается какой-то защитный механизм: никакой паники, в
голове - полная ясность и чёткий план действий! Разбудить брата. Он, слава
Богу, всегда приходил ко мне ночевать, когда мужа не было. Только как объяснить
ему, двенадцатилетнему парнишке, что за беда у меня стряслась?
Слова нашлись. Он,
умничка, вызвал скорую из автомата, сбегал по тёмной ночи за мамой (мы жили
минутах в пятнадцати ходьбы от неё). Чмокнув спящих малышей, я поехала... сама не знаю куда... Рожать - рано,
сохранять - при таком кровотечении - сложно. Дал бы Бог самой вернуться домой
живой и невредимой. А дома остались мама и брат, склонившиеся в слёзной молитве
за нас: за меня и… ещё неизвестно кого, доченьку или сына.
Врач приёмного
покоя заявил безапелляционно: "Отслойка плаценты. Плод замер.
Готовьте операционную - идём на кесарево!"
И, как будто услышав
эти слова, доча внутри меня заколотилась-завертелась без удержу.
— Не замер! Не
замер! - кричу я. И так мне радостно вдруг стало. Жив! Жив мой малыш!
— Не замер, значит
замрёт в ближайшее время! Кровотечение продолжается, терять нельзя ни минуты! -
осадил меня опытный доктор.
— А если не
замрёт... — но меня уже никто не слышит. Идёт подготовка к операции. А
доченька, как будто чувствуя мою неуверенность - толк, толк мне под рёбра.
Будто бы достучаться хочет до меня, бестолковой, до занятых докторов. Будто бы
сказать им хочет, ведь жива, жива и полна сил!
На мои
неубедительные уговоры отложить операцию доктор ответил стандартной фразой:
"Не боишься старших сиротами оставить?" Боюсь... Ой, как боюсь. Но и
этот, ведь, мне не чужой. И хоть я его ещё не видела, имени у него нет,
даже пол неизвестен, а всё-таки мой, родненький, желанный, любимый от самого
зачатия. Сколько песенок ему пето, сколько нежных слов ему сказано, сколько раз
старшенькие, гладя мамин животик, приговаривали "Братик, братик!" Ох,
нелёгкое дежурство выдалось у доктора. Бестолковая мамаша не хотела внимать
разумным доводам, а всё твердила: "Живой, живой!"
Приволокли
громоздкий аппарат, чтобы послушать сердечко малыша. И, ведь права мамка,
бьётся сердечко, стучит часто-часто, как овечий хвостик. Но вот беда: мужу не
дозвониться. Как выяснилось позже, в ту ночь на телефонной линии велись
ремонтные работы, и служебный телефон мужа был отключен. Я потом не раз
спрашивала супруга: а если бы тебе позвонил врач и спросил: «Спасать ли жену,
ценой жизни малыша?», что бы ты ответил? Он затрудняется с ответом. Но я-то
знаю, что именно Господь разъединил телефонную линию, чтоб ненароком испуганный
муж не вынес приговор нашей малышке.
Зато удалось позвонить пастору. Он, разбуженный глубокой ночью, не стал давать
мне наставлений и отвечать на вопрос: «Что же мне делать?», а прямо в трубку
вознёс молитву Господу. И ответ пришёл
сразу: малыш будет жить!
Пришлось врачу
сдаться. Положил он меня в предродовую, прямо под иконками.
"Молись!"- говорит. А у меня на душе радость такая, что не молюсь
уже, а твержу только: "Слава тебе, Господь!" Всю ночь вились
вокруг меня акушерки с капельницами да уколами, доктор забегал каждый час,
сокрушаясь о моём неразумии. А Лизонька моя, знай себе ворочается,
перекатывается с места на место. Видать, тоже радуется, что дали ей пожить. Утром
привезли УЗИ-аппарат. Строгая тётенька долго всматривалась, елозила датчиком по
животу и так, и эдак, но так и не обнаружила ни места отслойки плаценты, где
началось кровотечение, ни патологии и отклонений в состоянии плода.
— Скорее всего —
заявила она — девочка ваша головкой прижала место отслойки, и кровотечение само
остановилось!
Девочка... Сама...
Умничка! Солнышко! Радость моя! Победили мы! Выстояли! Лежала я, правда, ещё
недели две на строгом постельном режиме. Да и с тонусом проблемы начались. Но
родилась моя доченька вполне себе живой, ни капельки не замершей, почти в срок
и, по иронии судьбы, на дежурстве у того же врача. Доктор смотрел на неё,
маленькую и вопящую, как на маленькое чудо, и твердил : «Не верю!»
Эх, встретить бы мне
этого доктора сейчас. Да напомнить ему историю 12-летней давности, да
пригласить его в гости, да познакомить с этим маленьким чудом: уже не скользки
визжащим комочком, а чудесной девчушкой, сама жизнь которой – постоянное
напоминание о Божьей любви и милости.
Наталья Сниткова
